Евгений Евтушенко: «Мне бы — только малую слабинку — все-таки совсем не умереть»

После концерта в Политехническом музее, 2011. Фото Нины Зарецкой

10 мая в культовом нью-йоркском кафе «Дядя Ваня» прошел вечер памяти Евгения Евтушенко. Поэт любил захаживать в это уютное местечко, когда жил и работал в Нью-Йорке. На вечере выступили многие поэты, литераторы, знакомые Евгения Александровича, которые вспоминали свои встречи с ним и делились любимыми стихотворениями из его наследия. Режиссер Нина Зарецкая показала гостям свой документальный фильм «Зашумит ли клеверное поле», который телеканал «Культура» выпустил в 2012-м году к 80-летию поэта.

В интервью «Этажам» Нина Зарецкая вспоминает о съемках, своих встречах с Евгением Евтушенко, рассказывает о том, каким запомнился ей «последний из могикан эпохи поэзии стадионов».

Фильм Нины Зарецкой "Зашумит ли клеверное поле"

Нина, когда и как у вас возник замысел сделать о Евтушенко документальный фильм?

К восьмидесятилетию Евгения Александровича телеканал «Культура» попросил меня подготовить о нем фильм. Вообще, с каналом «Культура» я работала с самого дня их основания и сделала для них много фильмов, но это была первая лента по их заказу. Руководители канала сказали: «Раз ты живешь в Америке, то, пожалуйста, свяжись с ним, потому что это очень трудно сделать из Москвы». Он ведь последние 25 лет жил и работал в Америке. Сначала пять лет преподавал в Нью-Йорке, а затем в течение двадцати лет — в Оклахоме. Однако лето, период с мая по сентябрь, и зимние каникулы он всегда старался проводить в России.

Это были 2010-2011 годы, у Евтушенко тогда только-только открылся музей-галерея в Переделкино, где мы с ним и встретились для съемок. Документальные фильмы делаются по-разному. Иногда создатели следуют жесткому сценарию, иногда специально провоцируют какие-то ситуации. Телеканал «Культура» никак не ограничивал мою свободу — разве что хронометраж. Фильм длится всего тридцать девять минут, на большее не было бюджета. Я предложила для телеканала сделать серию из четырех фильмов про Евтушенко, которые бы делились на темы: жизнь-поэзия, жизнь-любовь и семья, жизнь-публицистика и, по-моему, жизнь-путешествия или друзья. Когда я стала отстаивать эту идею четырех фильмов взамен одного, я довольно аргументированно изложила свои идеи и концепции, но мне было отказано ввиду отсутствия на канале денег. Печально, но даже на Евтушенко у них нет ресурсов.

Про Евтушенко снято немало передач, интервью и фильмов. Задавались ли вы целью сделать что-то новое? Показать его с какой-то необычной стороны, чтобы ваш фильм отличался от предыдущих?

Конечно же! Когда я погрузилась в исследование творчества Евгения Александровича, я, естественно, просмотрела практически все, что о нем было сделано. А сделано было немало. И я поняла, что нужно найти какую-то особую ноту для подачи фильма. Мне показалось, что я ее нашла: я решила сделать фильм очень личностный, лирический и пронзительный. О Евтушенко-лирике. Поскольку мне зарубили идею четырех фильмов, где он был бы показан со всех сторон, я решила, что на этом, очень маленьком для такого масштаба личности формате, нужно сосредоточиться на чем-то одном. Конечно, я знала, что в нем будет звучать много стихов Евтушенко и тех песен на его слова, которые хорошо нам всем знакомы.

А почему вы выбрали именно это название и песню «Зашумит ли клеверное поле» в качестве заставки и начала фильма?

На слова Евтушенко написано много песен. Конечно, выбор был большой. Но мне показалось, что для концепции лирического фильма музыка композитора Андрея Яковлевича Эшпая подходит больше всего. Мы не раз были у него в гостях с моим музыкальным редактором Надеждой Андреевой. Прослушали много его мелодий, и в результате остановились на песне «Зашумит ли клеверное поле». Сначала я ее слушала в исполнении Гурченко. И, кстати, когда мы с Евгением Александровичем потом говорили о фильме, он спросил: «Почему не Гурченко поет?» Ему тоже эта песня нравилась в исполнении Людмилы Гурченко. А мне как раз не хотелось эстрады… Все любили Люсю, обожали ее, и она эту песню чудесно исполняла. Но мне хотелось, чтобы звучал как бы внутренний голос Евтушенко, поэтому исполнение должно было быть не заезженное. И мы нашли эту песню в исполнении Геннадия Каменного.

Зашумит ли клеверное поле,
Заскрипят ли сосны на ветру,
Я замру, прислушаюсь и вспомню,
Что и я когда-нибудь умру.

Этими строчками начинается фильм, и эта тема проходит главной нитью через все тридцать девять минут.

Стоп-кадр из фильма Н. Зарецкой ЗАШУМИТ ЛИ КЛЕВЕРНОЕ ПОЛЕ

Как шла подготовка к съемкам?

Больше всего времени ушло на работу с архивными материалами и глубокое исследование творчества Евгения Александровича. Когда я перечитала, наверное, всё, что он написал, мы стали встречаться, много беседовали с ним (а сами съемки длились два дня). В общих чертах я рассказала, что это будет лирический фильм, в котором я бы не хотела акцентировать внимание на том, что у нас постоянно на слуху. Мы все знаем, конечно, «Бабий яр», «Танки идут по Праге», «Похороны Сталина». Я сказала, что дам максимальное количество стихов, но хочу, чтобы он был прежде всего показан в этом фильме как личность. По замыслу, планировали делать интервью и в Америке, но в результате удалось снять Евтушенко только в Переделкино. Он уже тогда серьезно болел, перенес операции на ноги. Любую возможность использовал, чтобы свободное время проводить в России. Но, конечно, продолжал много путешествовать, постоянно давал концерты.

Какое он произвел на вас впечатление на съемках? Что больше всего вас потрясло в нем, удивило?

Вообще, его публичные выступления меня больше удивили, чем наши съемки. Я тогда же организовала прямую трансляцию его концерта в Политехническом музее на канале «Культура». Я уже понимала, что в фильм этот репортаж не войдет, он не вписывался в стилистику картины; конечно, какой-то эпизод я могла бы использовать, но мне казалось, что лучше дать фрагмент публичных выступлений Евгения Александровича из архивных материалов. Его чтение произвело на меня сильнейшее впечатление! Человек, который недавно говорил тебе по телефону: «Я плохо себя чувствую, я не могу встретиться. Вы не представляете, как болят ноги, я не могу ходить», вдруг выходит на сцену и забывает обо всем, и мы вместе с ним — тоже! И он таким молодым, энергичным, эмоциональным голосом читал! Энергетика зала заряжала его, а он, в свою очередь, заряжал аудиторию. Поэтому это было самое сильное впечатление. А последний раз я была на его выступлении в Нью-Йорке в бруклинском «Shorefront Y» в октябре 2016-го года. Там собралась тогда тоже большая аудитория. Именно в тот раз от имени Пушкинского общества Америки я вручила ему медаль "За вклад в развитие русской культуры в США".

Большим откровением на съемках стало для меня его отношение к тем работам, которые висят у него в галерее в Переделкино. Было удивительно наблюдать, как он каждую из них любит, помнит, как знает их историю. Причем, там очень много работ довольно проходных с точки зрения истории искусства, но есть и очень хорошая часть коллекции. Из знаменитостей — Пикассо, Шагал, Целков, и другие интересные художники. Большинство произведений — подарки их авторов. Не менее интересно и отношение Евгения Александровича к тем людям, которые становились героями его фотографий. Ведь он был талантливым фотографом, и там очень много его собственных потрясающих фотографий. В основном, портретов пожилых людей со станции Зима, откуда он сам был родом. Талантливый человек талантлив во всем! Он мог и фильмы снимать, и играть в этих фильмах. Актер-то какой он был замечательный!

Сколько часов записи у вас примерно получилось и не жаль было при монтаже оставить из них лишь малую толику?

Мы работали два дня по пять часов, значит, примерно десять часов получилось. Убирать при монтаже было страшно жалко, но не тяжело. Что оставить — решала лично я, конечно, это были самые интересные моменты. Важно было, чтобы канва рассказа не растекалась в разные стороны. И чтобы при этом остались самые эмоциональные моменты, такие, которые возможно подкрепить видеорядом. Делать это мне не тяжело, а в охотку, я люблю эту работу. Могу сидеть с утра до ночи и заниматься монтажом: сначала делаю распечатку, расшифровку, по кусочкам все расписываю, потом вырезаю и клею всё на бумажках. У меня бывает несколько комнат в таких кусочках, я их переставляю, думаю. Это любопытно, интересно, такая работа мне в радость.

А вы не хотите в дальнейшем как-то использовать остатки материала?

Трудно сказать, ведь человека уже больше нет. Но, наверное, можно сделать фильм как воспоминания о нем. У меня все хранится, ничего не пропадет. Некоторые отрывки из беседы я напечатала отдельными статьями в газетах и журналах. Например, интересные мысли Евгения Александровича по поводу Достоевского.

Были ли какие-то вопросы, на которые поэт не ответил или отвечал нехотя, или раздражался?

Его всегда раздражал вопрос «Почему вы уехали из России?» Я его, кстати, не задавала. Я знала уже, что он не любит говорить об этом, потому что я много просмотрела и прочла бесед с ним. Я задала похожий вопрос, но как-то по-другому, что-то вроде: «Давно ли вы живете в Америке?» И Евгений Александрович ответил с металическими нотками в голосе: «Вот, хорошо, что вы задали этот вопрос! Не живу я в Америке! Я живу в России, а там я работаю». И вот это было его кредо.

Почему же он так болезненно относился к этому вопросу?

Я потом читала, что многие после его смерти полемизировали, был ли у него американский паспорт или вид на жительство. Мне он лично говорил, что у него нет американского паспорта, и он принципиально не хочет его получать. «Мне это не нужно. Я не хочу этого», — говорил он. Настаивал, что ему достаточно русского гражданства, а в Америке он на работе, его пригласили туда как профессора.

Он всегда ощущал себя гражданином России, но вот так сложилась жизнь. В Америке было комфортнее, медицина была лучше, конечно. Неизвестно, как долго бы он прожил, оставшись в России. Но главное, что он ощущал себя на этой работе нужным человеком, гордился тем, что преподавал американским студентам русскую литературу, историю русской культуры и кинематографа. Он им много русского кино показывал, учил студентов быть откровенными — через литературу, фильмы, культуру. Он стремился научить их найти себя, чтобы потом отыскать своё место в мире. О нем даже писали в прессе, что он своеобразно преподает русскую литературу, что это похоже на тайну исповеди.

Я очень хотела показать в фильме хоть один эпизод о том, как он общается со студентами, но никак не удалось приехать в Талсу, где он преподавал, со съемочной группой. И всё-таки в фильме есть такие кадры, но не мои личные, а из архива. Если бы мне поручили сделать этот фильм за два-три года, я бы, естественно, все успела. С момента, когда телеканал «Культура» обратился ко мне с предложением снять фильм, и до окончания работы у меня было меньше года на всё про всё.

На встрече с Е.Евтушенко в поэтическом клубе группы ДООС (Добровольное Общество Охраны Стрекоз), Москва, август 2008 г. Фото Евгения Зуева

Я читала, что Евтушенко попросил Соломона Волкова сделать с ним «Диалоги» именно для того, чтобы рассказать все о себе, исповедаться (фильм «Диалоги» С. Волкова вышел через год, в 2013-м году — прим. ред.). Вы в своем общении с ним тоже это почувствовали?

Да, я это почувствовала. Например, ему очень хотелось высказаться по поводу Иосифа Бродского, мы с ним об этом тоже поговорили. Если бы у меня был большой фильм, и я бы могла развить тему «Друзья», естественно, там было бы о Бродском. В моем фильме эта тема только мелькнула. Но тот, кто в курсе их отношений, тот все понял. Он очень переживал по этому вопросу. Потом, уже после фильма Соломона Волкова, в котором он вроде бы высказался сполна о Бродском, он выступал в Чикаго и снова завел речь о нем. И позже я вновь была свидетелем подобных разговоров, так что Маша, жена, даже стала его останавливать: «Я тебе не разрешаю говорить об этом!» Потому что для него это была больная тема, ему было так тяжело, что жена боялась уже за его нервную систему.

В фильме я еще оставила вот эту фразу, которая тоже была сказана в связи с Бродским: «Даже если я чувствую, что меня предали, составляя антологию поэзии, я все равно этого человека, если он хороший поэт, включаю в сборник, и выбираю самые лучшие его стихи. Я не позволяю себе никакую мстительность по отношению к людям.» И он действительно так и поступал.

Он, конечно, много говорил про свой проект «Антология русской поэзии», которым очень гордился. У него был прекрасный вкус в поэзии. И он был толерантный, то есть, принимал и ценил разные направления в поэзии. Он считал себя обязанным составить и издать антологию всех веков русской поэзии, работал над этим до последнего дня, считал это своей миссией, так же, как верил, что его миссия — преподавать студентам разных национальностей русскую культуру. 

Почему существует такое противопоставление: Бродский — Евтушенко? Просто потому, что между ними произошел конфликт?

Не только поэтому, но прежде всего, конечно, из-за конфликта. А конфликт у Бродского был не только с Евтушенко, надо сказать, но и с Аксеновым, например. Но мне кажется, еще из-за различий в ткани самой поэзии. У меня такое впечатление, что Бродский писал как бы для вечности. По-моему, аудитория его особо не интересовала. Он был немного сноб и мизантроп. Его больше волновали какие-то вопросы будущего. Евтушенко всегда жил настоящим моментом, своим временем. Поэтому, хотя многие его за это упрекали, он достаточно публицистичен даже в поэзии. Он всегда откликался на злобу дня, жил этим. И слог, и стиль его поэзии более понятны и любимы массами. Поэтому он и мог собирать стадионы. А Бродский более привлекателен, скорее, людям, продвинутым в культуре, поэзии и в литературе.

Но у меня сейчас такое ощущение, что смерть Евгения Александровича как бы примирила их между собой. Бродский, конечно, ушел уже достаточно давно. А у нас же, в России, любят мертвых поэтов и художников больше, чем живых. Поэтому со смертью Бродского его наследие стало более доступным. О нем стали больше говорить, памятники ему ставить, музей открыли в его квартире, его переиздают и читают. Сейчас то же начинает происходить и с Евтушенко. Поменьше стало слышно всех тех гадостей, которые циркулировали вокруг него до последнего дня. И, как мне кажется, теперь утихнет и эта мелочная возня вокруг его имени. Ведь все пересуды о событиях, которые не были доказаны, — это, на мой взгляд, просто проявления человеческой зависти. Ведь он высочайшую планку обозначил. И своим творчеством, и своей чудесной, большой, насыщенной жизнью. И теперь, после смерти, эти два больших поэта смогут мирно сосуществовать в истории русской словесности.

Вы снимали фильм при жизни Евтушенко. Но когда я его смотрела, мне казалось, он был приурочен к его смерти, в нем есть какая-то грусть и печаль…

Он грустный, да. И мне хотелось сделать печальный фильм. Мне хотелось, чтобы люди плакали. Потому что мне было его на самом деле жаль, как личность. В то время, когда я работала над фильмом, многие еще говорили: «Ой, да ну, Евтушенко…» и могли скептическую мину такую сделать при этом. Еще муссировались слухи, что он в КГБ работал, хотя это совершенно точно уже опровергнуто. На самом деле о нем еще в 2010-2012 годах бытовали какие-то не очень лестные мнения, скажем так. И не только с точки зрения качества поэзии. Понятно, что у него поэзия, может быть, действительно проще, чем у Бродского или у Пастернака. Но по-своему она сильнейшая! Он был очень тонкий лирик, как Пастернак, которого он обожал, и, вместе с тем, трибун, как Маяковский.

Есть два Евтушенко. Евтушенко-лирик и Евтушенко-гражданский поэт...

Мне тоже так кажется. Он и писал о себе: «Я разный». Когда я погрузилась в этот материал, мне стало страшно жаль, что его незаслуженно обвиняют и недооценивают, какие-то глупости в социальных сетях говорят. И даже современные поэты, к которым я очень хорошо отношусь, многие из них мои друзья, могут с кривой ухмылкой сказать: «Ой, Евтушенко…» А ты поди попробуй так написать и такую жизнь прожить! Поэтому мне хотелось дать в фильме горестную ноту. Я начала его со стихотворения Евтушенко о смерти, потому что эта тема преследовала его с молодости. Удивительно, но вот, например, свои "бессмертные" стихи "Идут белые снеги..." он написал еще в 1965-м году! Ими я и закончила фильм: «Идут белые снеги… И я тоже уйду. Не печалюсь о смерти и бессмертья не жду». Когда я показала друзьям фильм, еще до официального выпуска, они сказали: «Очень грустный фильм, такое впечатление, что он, действительно, просто уходит от нас». А я ответила: «Ну, вообще-то ему восемьдесят лет. Он, конечно, от нас уходит».

От имени Пушкинского общества Америки Нина Зарецкая вручает медаль Е. Евтушенко — За вклад в развитие русской культуры в США

У вас было такое впечатление, что вы, может быть, делаете один из последних фильмов о нем?

Вот именно об этом я не думала. После «Диалогов» С. Волкова, говорят, были еще какие-то съемки Евтушенко, но это, наверно, был не фильм, а просто репортажные съемки. У меня не было идеи, что я делаю что-то последнее. Я просто хотела сохранить память о нем и вот эту свою боль о нем передать.

Несмотря на все эти обиды, несправедливость по отношению к нему, мне кажется, он не озлобился на людей. Он все равно был каким-то по-хорошему наивным…

Он был очень открытым, любил людей, любил общаться, выступать. После съемок я видела его еще несколько раз на разных выступлениях. Хотя иногда он вдруг мог очень резко высказаться о чем-то. Например, даже в нашей беседе, когда зашла речь о каких-то статьях, которые, кстати, висели на стене у него в кабинете, и где была такая фраза: «Он набил несмываемые синяки предательства» — он весь затрясся, не переносил, когда о нем писали плохо. Но действительно была в этих статьях несправедливость какая-то. Любая несправедливость его сильно затрагивала, он бурно на нее реагировал. Например, на последнем его выступлении в Нью-Йорке, когда я вручила ему медаль от Пушкинского общества (слава Богу, успели!), его спросили про его отношение к Трампу. «Да вы что! Что же я вам сейчас буду об этом говорить! Даже если я трибун, даже если я занимаюсь публицистикой, я все равно не буду об этом говорить на своем поэтическом вечере…» И он так вскипел! То есть, какие-то вещи его вдруг задевали, иногда даже казалось — на ровном месте. По большому счету, можно было и высказаться о Трампе, тем более, человеком Евтушенко был политически активным. Мог по телефону вдруг позвонить мне ночью и спросить: «Ниночка, ну как вы думаете, все-таки, есть ли кто-то у республиканцев достойный?» Видимо, у него там было окружение какое-то республиканское. Я говорю: «Нет, Евгений Александрович! Нет никого, вы сами посмотрите!» — «А вот этот Джон Кейсик из Огайо?» То есть, он за всем следил, был в курсе всех политических событий. Трампа он близко не воспринимал. Я говорю: «Конечно, если выбирать из тех, кто есть, наверное, Кейсик самый приличный, умный человек». И вот он мог подолгу обсуждать со мной кандидатов. Но на своем публичном выступлении не хотел. С другой стороны, он был уже с ампутированной ногой, выступал, понимая, что не так много ему осталось. И как он выкладывался, как читал! А тут вдруг вопрос про Трампа…

А как ему понравился фильм? Что он сказал?

Я ему долго не показывала фильм. Он меня просил, писал: «Ну уважьте старика!», а я все тянула, потому что боялась, что ему не понравится или же будет неприятно, что фильм пронизан темой смерти и боли. Я думала, вдруг он не поймет. А после просмотра фильма он мне написал потрясающее сообщение, что ему фильм очень понравился. Он сказал: «Недаром Соломон Волков очень хорошо высказался по поводу фильма, а я ему доверяю».

Как продолжалась ваша дружба после съемок фильма? В основном, это были телефонные разговоры, переписка?

Да, и еще мы иногда виделись на разных его выступлениях. Я была потом несколько раз в Москве, он выступал в ДК ЗИЛ, где тоже собралась огромная аудитория. И в концертном зале Чайковского было чудесное выступление в 2014-м году. Как он мог держать аудиторию! Этот огромный концертный зал был полный! А на следующий день он еще огромный банкет устроил по случаю выступления и своего дня рождения. Потом я в Чикаго ездила специально, наши общие друзья организовали там его концерт. Встречали его тогда с потрясающей теплотой!

Я знала, что он плохо себя чувствует, говорила с ним незадолго до смерти. Вообще, он не любил говорить о здоровье. Когда я спрашивала: «Как вы себя чувствуете?», он даже как будто удивлялся, и была слышна нотка обиды: «А что это вы у меня спрашиваете? Все нормально!» Но иногда и сам мне жаловался: «Вы не представляете, как я плохо себя чувствую», но говорил мне это только потому, что надо было объяснить, почему он не сможет куда-то поехать.

Когда ему ампутировали ногу, он ходил с протезом, а до этого очень долго страдал, ему делали бесконечные операции. Потом у него было плохо с сердцем. А в декабре 2014-го года он очень неудачно упал в гостиничном номере, находясь в Ростове-на-Дону с выступлениями. Его доставили в местную реанимацию, а позже перевезли в Москву. Но, как птица Феникс, он всегда возвращался к жизни, и было ощущение, что он еще будет жить и жить. Но оказалось, что у него рак. Вот этого, видимо, семья никому не хотела говорить до последнего.

Вы думаете, он был не только поэтом своей эпохи, но и поэтом в большом смысле слова, и наши потомки тоже будут его читать?

Я в этом уверена, я считаю, что любой большой поэт редко остается поэтом только своей эпохи. Вспомните Пушкина, который был злободневным поэтом своего времени. Любой великий писатель формирует своего читателя. Мне кажется, Евтушенко сумел сформировать очень хороший уровень читателя. Он почти всех заразил поэзией. Он говорил о своей влюбленности: «Я так люблю поэзию!» — и у него слезы выступали на глазах. Я его слушаю, вспоминаю, и у меня тоже начинают слезы наворачиваться. Это все передавалось и читателю, и я уверена, будет передаваться из поколения в поколение. Он, конечно, не останется поэтом одной эпохи. Он уже не остался в двадцатом веке. На дворе ведь уже 2017-й год!

Беседовала Ольга Смагаринская
Нью-Йорк, май, 2017

Фильм Нины Зарецкой "Зашумит ли клеверное поле"

Нина Зарецкая. Продюсер, режиссер, тележурналист, куратор, директор-основатель Арт Медиа Центра «TV Галерея». Родилась в Москве. Живет и работает в Нью-Йорке. Окончила филологический факультет и аспирантуру факультета журналистики МГУ. Кандидат филологических наук. Выпустила более 100 телевизионных программ, документальных фильмов и видео на темы современного искусства и культуры. Была куратором и организатором многочисленных мульти- медиа- арт-выставок.

Ольга Смагаринская. Окончила факультет журналистики МГУ. В годы студенчества сотрудничала с различными (на тот момент еще советскими) изданиями. Жила в Чикаго, Лондоне, Сингапуре, в настоящее время обосновалась в Нью-Йорке с мужем и двумя детьми. Публикуется в Elle Russia, Elegant New York, Ballet Insider, RUNYweb.com, Этажи, Музыкальные сезоны.